Украинский кризис стал серьёзным испытанием на прочность для российско-германских отношений. Если согласиться с тем, что главная задача США в Европе заключается в противодействии сближению Германии и России, как это утверждает, например, директор Stratfor Дж. Фридман, то можно констатировать, что в 2014 г. Вашингтону удалось добиться здесь определённых успехов.
Сегодня уже мало кто вспоминает о российско-германском стратегическом партнёрстве, а планы развития отношений между Москвой и Берлином на ближайшую перспективу определяются в лучшем случае формулами "восстановление доверия" и "поддержание диалога". В реальности же мы имеем взаимный санкционный режим и активизацию Североатлантического альянса, который через демонизацию России вновь обрёл смысл существования.
Впрочем, однозначное утверждение о том, что ниспадающий тренд — это единственно возможное будущее российско-германских отношений, было бы как минимум преждевременным. Скорее можно говорить о состоянии неопределённости, обусловленной в первую очередь противоречивостью факторов и интересов, воздействующих на политику Берлина, причём не только в отношениях с Россией. "Новый германский вопрос", ставший актуальным в последние несколько лет, все ещё остаётся без ответа.
Германия в настоящее время не имеет какой-либо ясной политической стратегии в отношении России, скорее здесь можно говорить о тактике и наборе определённых "установок". С весны 2014 г. прежняя модель российско-германских отношений, в основе которой лежало тесное экономическое сотрудничество, окончательно перестала соответствовать изменившейся политической реальности. Однако новой концепции Берлин пока предложить не смог, несмотря на активные политические и экспертные дискуссии о необходимости пересмотра "восточной политики"...