Об опасности кризиса европейской интеграции и необходимости ускорения интеграционных процессов с целью создания политического союза, обладающего внешне- и военно-политической дееспособностью, политики и эксперты ЕС много говорили ещё в 90-х гг. прошлого столетия. Почву для опасений создавали как несовершенство подписанного в 1992 г. Маастрихтского договора, особенно в части, касающейся валютного союза, так и вероятность "перенапряжения" институтов вследствие дальнейшего расширения союза на страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Прибалтики, которое на тот момент уже рассматривалось как реальная перспектива ближайшего будущего.
В 2000-х гг., после провала проекта конституции ЕС и двух раундов расширения 2004-2007 гг., кризис интеграции стал очевиден. Он развивался на фоне других, не менее серьёзных кризисов и вызовов, с которыми столкнулся Евросоюз за последнее десятилетие. Кризис еврозоны, рост правого национализма и евроскептицизма, переориентация внешней политики США, дестабилизация политической обстановки на Ближнем Востоке и в Северной Африке, украинский кризис, повлекший за собой кризис в отношениях с Россией, миграционный кризис, и, наконец, выход Великобритании из Европейского союза ("брексит") — все эти вызовы, отчасти взаимосвязанные, требуют от ЕС скорейшего и решительного ответа. Однако такой ответ может быть предоставлен и, главное, может быть действенным только при условии преодоления интеграционного кризиса и его парализующего воздействия на внутреннюю и внешнюю политику ЕС.
В Евросоюзе это хорошо понимают, как, впрочем, понимали на протяжении всех 25 лет, прошедших с момента подписания Маастрихтского договора. В течение этого периода не прекращались предметные дискуссии о будущем интеграции, конечных целях союза и путях их достижения. В сентябре 2016 г., на фоне итогов британского референдума, которые многими в ЕС были восприняты не только как очередной вызов, но и как шанс придать развитию союза новый импульс, этот процесс самопереосмысления был формализован в рамках т. н. "Братиславского процесса".
Одной из основных тем в рамках этого процесса стала тема дифференцированной интеграции. Она нашла своё отражение как среди представленных Еврокомиссией в начале марта 2017 г. сценариев развития ЕС, так и в принятой несколькими неделями позже Римской декларации, где, в частности, говорилось: "Мы будем действовать вместе, на различных скоростях и с разной интенсивностью, где это необходимо, но двигаясь в одном направлении, как мы делали это в прошлом, в соответствии с договорами и держа дверь открытой для тех, кто захочет присоединиться позже". Тема дифференцированной интеграции звучала и на прошедшем тогда же, в марте 2017 г., саммите лидеров Франции, Германии, Испании и Италии в Версале, по итогам которого канцлер ФРГ А. Меркель заявила, что необходимо проявить мужество и позволить отдельным странам двигаться вперёд, если остальные не хотят принимать участие в углублении интеграции: "Европа двух скоростей необходима, иначе мы, вероятно, застопоримся".
Дифференцированная интеграция, в частности концепции "разных скоростей" и "интеграционного авангарда", уже неоднократно в истории ЕС опробованные на практике, и ранее обсуждались в качестве рецепта для преодоления интеграционного кризиса. Однако с 1990-х гг. под "авангардом" в рамках этих дискуссий часто понимается нечто иное, существенно отличающееся от моделей, применявшихся в прошлом, а именно — "твёрдое ядро" Евросоюза, формируемое несколькими странами в рамках реализации концепции "Kerneuropa"...